| |||
|
Н.ДЕМИДОВ. СТИХИ. Посвящатся Герою Советского Союза, легендарному командиру "С-13", капитану 3 ранга Маринеско Александру Ивановичу. К ГОДОВЩИНЕ "АТАКИ ВЕКА". Настал две тысячи второй уже год И день - тридцатое января. Нелегкой походкой подводник идет В парадной тужурке сегодня не зря. Награды все нацепил он на грудь, И кортик слева. Идет он, звеня Малиновым звоном. Куда же он путь Держит сегодня, спросите меня. Отвечу: сегодня подводники флота За Мринеско свой тост возглосят. А если и Вы к их столу подгребете, Вас тоже чарочкой угостят. ...Так вот. Это было в году сорок пятом. Январь на Балтике месяц ершистый. В Данциге, армией Сталина сжаты, Метались в кольце окруженья фашисты. Как вывезти им очень ценные грузы? Преодолеть трудных три сотни миль? Как разместить это в чреве, в пузе Двух теплоходов, доставить в Киль? Один из них - лайнер "Вильгельм Густлофф". Одинадцать палуб красавец имел - Есть разместить где груз. Людей густо Избранных, Гитлер кого хотел Из окружения вывезть, спасти Золото трех концлагерей И весь - кого рок здесь смертельный настиг- Бомонд голубых арийских кровей. Спасти немецкий подводный центр, Готовых семьдесят люкс-экипажей, Сто волков стай волчьих.У них мэтр Сам Дениц, Гитлер долго не сразу Решился таким кораблем рискнуть И в Киль увести. Уж очень дорог Фюреру лайнер. И дальний путь Опасен. Сожрать его может Молох Этой войны. Он дарил лучшим людям Великого Рейха его. Там в среду В доке завода сказал он, что будет На водах праздновать Рейха победу. Каюту себе приказал там иметь, Зал Торжества весь в тропических пальмах, Роскошь, красное дерево, медь, Везде шик арийский и блеск величальный. И надо спасти эту гордость и славу. В Киле семьдесят лодок стоят И ждут экипажи, чтобы ринуться лавой. И лавой этой враг будет смят. В сороковом они эту Британию Почти поставили на колени. Вояки Деница сэрам питания Оставили лишь на одну неделю. Адольф возлагает надежду на них, Только они его порученья Исполнят. И сто командиров лихих Выполнят точно без тени сомненья. Но...Амба! Не смог этот лайнер уйти. Тридцатого в ночь под Данцигом дерзко Ему на его быстроходном пути Встал командир ПЛ Маринеско. ...Когда взрыв рубку его осветил, Вся стая охраны, стволы накаляя, Палила в него. А он их обхитрил Нырнул под лайнер, себя охраняя От бомб глубинных. Своих глушить, Упавших с борта, они здесь не стали. Часть бросилась их на борт всех тащить, Кто сброшен был взрывом с палубной стали. А часть, взревев моторами дружно, Пошла на него, его удаляя От места взрыва. Моторы натужно На лодке гудели, ход резко меняя. Его отгнали от места гибели, Где лайнер, резко кренясь, тонул. Их мало спаслось, кто слышали, видели, Как гибла часть Рейха сквозь шторма гул. Ну, а подлодке, конечно, досталось. Огромный запас грозных бомб глубинных Был сброшен на лодку. Удачи малость Хватило ей, чтобы уйти в глубинах. В кромешной тьме больше двухсот Спичек бросил на стол акустик... К утру лишь закончится этот эпизод. И лодка всплывет лечить раны без грусти. Да, смог он в глубинах свой след замести И от погони с трудом оторваться. Слышали все, как обшивки листы Бречали громко. А в лодке-то, братцы, Погром и хаос! Свет всех ламп погас, Течь масла и топлива след оставляла. Всплыть с риском пришлось. И не один час Чинились в надводном. Не раз так бывало Когда в море взрывом истерзанный корпус (Всплывали, рискуя) вводили в строй. А в базе со смехом травили - был фокус, Из ада жизни пришли домой. Маринеско атаку - "Атакой века"! Потомки с гордостью назовут. И очень жаль: его - Человека! Политики Флота злобно сожрут. За то, что однажды влюбился в шведку, Ушел в самоволку в Турку снять стресс. Сожрали его, как свиную котлетку, За грех, что в ту ночь его тронул бес. На берегу он не был везучим В системе той. Однако,сейчас В бронзе стоит в Одессе. Случай Будет, печально наполнив глаз, Придите к нему, ему поклонитесь, Цветы положите к его ногам. Глубин Балтийских был славный он витязь. Примером он стал подводникам, нам. Недаром же был объявлен трехдневный Траур Германии. Он наказал Адольфа, врезав ему хук с левой. Рейх целый флот тогда потерял. Недаром Адольф внес его в личный список, Где Сталин, Черчилль и Левитан. А он за грех в Турку с лодки был списан - "Дальних плаваний капитан". Вспомнили сорок лет с лишним спустя, Дали посмертно ему Героя, Сегодня подводники, сердцем грустя, За Маринеско пьют первую стоя. И с той поры подводники-командиры Свой Флаг поднимают, фуражки сняв, И пьют стопку спирта(хватает им силы), Сердцем своим Маринеско обняв, Произнося вслух:"МЫ помним, Саша, Атаку века твою и тебя. И хоть наша жизнь не стала краше, Но мы в этот день, Славу Флота храня, Тебе посылаем привет наш на небо В день наш тридцатого января, В каких бы широтах каждый бы не был, Мы пьем за имя твое, за тебя! ДОПОЛНЕНИЕ К "АТАКЕ ВЕКА". Командир гарнизона, окончив доклад, Тяжело втиснув грузное тело в кресло. Бургомистр недоволен докладом, но рад, Что ему удалось отстоять себе место. Место в этом красавце, в каюте "один". Выбрал сам Гитлер себе по приметам, Если станет он мира всего господин, В море праздновать будет событие это. "Разместил экипажи все, рейха центр"- (Бург набрасывал нервно шифровку Берлину)- "В трюмах грузом каждый забит сантиметр. Люди все на борту. Прогреваем машину. Пробомбили фарватер, тралим рейд"... Безопасности меры все приняты, вроде, Но сомнения гложат - сигнал он имеет, Что подводники русских барьеры проходят. Барьеры, которые всем несут смерть, Вероятность подрыва на них - единица. Неужели проник кто? И ждет их теперь Презирающих смерть русских ассов десница. "Подан Оппель",-сказал адьютант, заходя, Чтобы кейс с документами вынести важно; Взгляд последний на бронзовый бюст вождя, Звон бокалов хрустальных - с сотрудником каждым. Командир на "Вильгельме" поднялся на мост", Сжав пилоткой походной волос своих иней. "Все ль готово к походу, чиф?" "Все" - кивнул Хорст Изучать продолжая маршрута линии. "Отходите, чиф!" "Есть!" Хорст команды подал. Здесь отхода маневр отработан точно. Рулевой плавно тронул рукою штурвал. Отходил лайнер тихо от пирса ночью. Этот лайнер на спуске Адольф принимал Вместе с Герингом в памятном тридцать девятом. Красотою и мощью он всех поражал. "Я дарю этот рай арийцам!" Раскатом Криков, возгласов, аплодисментов Док взорвался, гостями в парадных мундирах. Да, Германия помнит такие моменты, Когда фюрер купался в овациях мирных. А в войну он лайнер военным отдал, Чтоб подводники здесь курсы стрельб завершали. Он для них тренажером плавучим стал - Быстроходный красавец из лучшей стали. Здесь точилось уменье их "стай волчьих", Шлифовалась здесь тактика боя на море. "Топить всех!" - и девиз. И в темные ночи Многим в море несли они смерть и горе. Это Дениц сдавил всей Англии горло, Окружив плотно остров подводном флотом. Встала б Англия на колени с позором, Если б Деница Фюрер послушал. Что-то Подтолкнуло его бросить рейх на Россию. Блиц-криг! Хотя мудрый железный Бисмарк Завещал: "Не хватит у немцев силы, Чтоб заполнить просторы с Урала до Вислы". "Вильгельм Густлов" от пирса, отдав швартовы, Отходил уже, набирая ход плавно. Вдруг сигнал: "... идти не готова, Неполадки в ее машине главной". Бургомистр задробил выход. "Стой! Назад полный"! Всех забрать с "... и разместить На "Вильгельме"! Бург смысл той шифровки помнил: "Забрать всех, кого срочно нужно спасти!" Только приняв на борт всех, дал Бург в Берлин Телеграмму: "Скорость придется резко Увеличить, а если опасность - один Прорывться буду". Но ... Маринеско Много суток здесь сторожил. Он ждал, П ночам лишь всплывая наверх дышать стужей. Ох, хитер одессит! И он твердо знал, Что из Данцига будут серьезные грузы. В споре тактик морских, он умом своим понял, Что вот здесь, в голе бухты, залечь ему надо И ждать, слушать шумы. В той прострельной зоне Вряд ли будут искат его. Ведь награда Выбирает лишь тех, кто, рискуя, находит Вариант неожиданный и самый верный, Что к успеху в той обстановке приводит, Потому что он неизвестен. Он первый... (Фисанович единственный, кто из пяти - Остальные лодки безвестно утрачены - Из Англии шел по другому пути, Не тому, что в штабе английском назначены. Лодку спас и себя. Подозрительным лицам Из английского штаба он не поверил, Полагая, что среди лордов Штирлицем Затесался рыжий немецкий мерин. Женя Осипов долго подлодку водил Не по курсам штабистов, а курсом удачи, Где не ждали его. И уверенно бил Фрицев дерзко.Не мог воевать он иначе). ...Набирая ход, боны прошел уж "Вильгельм", Пропустив две подлодки своих по борту. Прошли буй, ограждающий бухты мель. "Да, погода для охранения ни к черту! Но для "Вилли" - зер гут. Такой резкий свежак, И пургу, и болтанку осилит не всякий... Я пойду к бургомистру, он ставит коньяк, И немного вздремну, если что - мне брякни!" "Гут!" И кэп постучал в дверь особой каюты, Где накрыт уж был стол на двоих. Только здесь был комфорт И особый уют... (Это в этой каюте мечтал Гитлер Встречать в море победы торжественный час). Постучав в дверь, ботинки кэп свои вытер, Вошел. Вежливым тоном: "Слушаю Вас!" "Заходи, дружище, любимец богов! Садись и давай выпьем первую за удачу. Верю я, что проскочим, минуя врагов И придем в Киль мы. Быть не может иначе. Тебе вручены в этот раз, командир, Почти флот подводный, его центр и жизни Девять тысяч важных людей. В Киле - пир. И награды команде. Тебе от отчизны Крест с мечом и звание рыцаря рейха. Пойду сам я к Адольфу и буду просить Адмирала тебе. Ну, вторую налей-ка, Мы сейчас не можем солидно пить. В рейсе нужно тебе быть бодрым.Опасен Рейс наш. Выпьем, чтоб только чуть-чуть взбодриться. И не мне поучать тебя. Мозг твой ясен Должен быть. У тебя все должно получиться. Тебя любит Редер, сам гросс-адмирал, Да и Дениц, кто дал тебе лайнер этот. Ты - везунчик. Иди. Я очень устал, Все здоровье мое сокрушилось летом. Данциг с берега я как в бронь заковал, Но российские танки и их "Катюши" Повергли весь мой оборонный вал И огнем сотрясли солдат моих души"... ...Командир в каюте своей лег на койку, Галстук снял, ослабил ремень, вытер пот. Доложили: "Шефство взял "Хиппер". Бойко ордер шел, прибавляя по лайнеру ход. В голове командира его юность всплыла. Был красив он и крепок. Хватало сил И на службу морскую, и на женщин милых. Вспомнил финку, когда он ее выносил Из натопленной жарко лесной сауны В пышный снег. Это было приятно ей. Нет сравненья с парижской шикарной ванной, Хотя Жанна была куда веселей. Он правнук генерала. Он всеми любим. Его папа - секретный советник Адольфа,- Лидер в спорте. Он в юности победил Даже сэра на ровной площадке гольфа. Командир размечтался... А в этот час, Все законы ломая с его статьями, "С-13" в надводном за "Вилли" гналась, Издеваясь в гонке над дизелями. Снизив ход лодки и нос слегка притопив, Курс "Азаровым" выставив быстро и точно, Маринеско залп носовых в борт влепил. Это случилось в году сорок пятом ночью. Взрыв страшной силы раздался тут вдруг. Командир на мостик поднялся быстро. Многотысячный крик ему сжал сердца стук. Мысль мелькнула - это торпедный выстрел. Лодка подводная, но как смогла В такой круговерти прорвать охраненье, В темень черную, как смогла, Выйти в атаку. Надо ж уменье,- На перископной курс удержать, Выдержав эту болтанку при залпе, Не раз помянув какую-то мать, Спирта глотнув "для сугрева" пять капель. Всего охранения прожектора Лучами тьму ночи враз распластали, Сошлись вдруг на цели,- то лодка была. И к ней потянулся сноп огненной стали, - Со всех стволов, пеня волн гривы. На лайнере крики, паника, стон. Крен резко рос. С корабля, как сливы, Люди падали с разных сторон. Команда последняя - "Шлюпки за борт!" И молния-мысль: "Конец!" - тоже последняя. ...Их не дождался Киль - морской порт. И кэпа "Вильгельма" - мама бедная... ******* НЕБОЛЬШОЙ КОММЕНТАРИЙ К "АТАКЕ". Гауляйтер Данцига и он же обер-бургомистр Готтенхафена - Форстер. Командир конвоя, он же военный капитан "Вильгельма Густлофа"- корветен-капитан Вильгельм Цан, бывший командир ПЛ, затем нач. 2-го отд. учебной дивизии подводного плавания. Капитан "Вильгельма Густлофа" - Фридрих Петерсен. Помощники капитана, тоже опытные капитаны - Веллер и Келлер. Пассажирский пом. капитана Гейнц Шен. В 1959 году он написал книгу "Гибель "Вильгельма Густлофа". 1990 год встречался с членами экипажа "С-13"(инж.-механиком Я.С.Коваленко). В состав конвоя входили суда "Ганза", Геттинген" и несколько поменьше. Непосредственное охранение - миноносец "Лене" и тральщик-торпедолов "ТФ-10". "Вильгельм Густлофф" - водоизмещение 25 тыс.тонн.При выходе из Данцига на нем было: 8 тыс. чел.(3.700 подводников, 100 командиров ПЛ ПЛ. Спаслось: - 988 чел. Через 15 мин. после залпа торпед лайнер затонул. Это интересно: В бенкере Гитлера была обнаружена папка -"Конфидециально. Личные враги фюрера и Германии". Подлежат розыску, аресту и немедленному преданию суду за совершенные преступления против фюрера и рейха". 1. Сталин. 2. Рузвельт. 3. Жуков, Монтгомери, Эйзенхауер. 9. Тито. 26. Маринеско. Н.ДЕМИДОВ. СТИХИ. МОЕ ПРОЩАНИЕ С МОРПОРТОМ. Величав, как папа Римский, Князь удельный, пан Чигринский, В портнадзор к себе, как в трон, По утрам восходит он, В дрожь бросая одним взглядом Окружение. А рядом, Ус седой куснув, без шуток, Следует в кильватер Чутов. Вздрючив лоцмана Миколу походя, Позвонив в морскую школу погодя, Прочитав все РДО, За кроссворд садится он. Далеко не распиздяй, Их встречает Берендя. Доложив вмиг обстановку, Пароходов расстановку, Плешь прикрыв своим бэрэтом, Козырным морским валетом, Вахту сдав, речет "Гуд бай" И хиляет на трамвай. Приняв смену, стал весь в мыле Щекорозовый Легчила. Его сразу как-то сходу Заебали пароходы. Им ЦУ в три телефона Он дает. У микрофона Все очко от указаний Аж покрылося слезами. "Положение серезное, К разрешенью невозможное". Озабочен, как всегда, Чертит схемы Куевда. Он кудрей не поднимает, В разговоры не встревает, Потому - боится шибко В тексте допустить ошибку. Весь в надежде, смотрит в даль Вить Иванович Бондарь. Ждет он белый пароход, Что Витюху заберет В голубой заморский край, Где житуха - сущий рай. Грусть в глазах. С тоскливой миной Раздолбона ждет Демидов. Он в свою ночную смену Произвел не ту замену, Поменял на шило мыло, А его волною смыло. Не сообразит никак, Оправдаь как сей пустяк, Как ему всю эту шкоду Скрыть от пана в темну воду. Пан горазд суды вершить, Может премии лишить. Черным вороном пал с неба Царь ГО А.М. Ястреба. Топ ногой! Всем крикнул: "Газы!" "Надевай противогазы! Потому как вновь грозит Джон - заморский паразит! Надеть быстро, как в кино. Ну а ты что, Иванов! До седин старик дожил И совсем лишился сил? Что не можешь на счет "раз" Натянуть противогаз? Не уложишься по времени, Мне придется твою премию На пять процентов иль десять Срезать в сей зачетный месяц!" Боря вспыхнул - "Я не можу Натянуть себе на рожу Эту маску всю вонючую, Мразь резиновотягучую. Хочешь в гроб меня загнать, Растакая твоя мать!" И пошла тут пыль столбом... Тили, тили, тили, бом! Вот такая жисть у нас - И не пиво, и не квас. Шторма нет, а много пены, Знать нужны здесь перемены! МОЕ КРЕДО. Мои предки на спор рвали сильной рукою подковы, За Уралом Петру лили пушки для парусных кораблей. Для меня выше всех - честь мундира и крепкое флотское слово. На колени вставал лишь пред Флагом в честь павших друзей. Но на склоне годов я понял, что есть в жизни святыня, Пред которой и гордость не в счет, и колени прелонишь не раз. Та святыня - Любовь! Вот пред ней я склоняюсь и ныне, Получая в дар рай этой грешной земли и блеск любящих глаз. Вот стою я пред ней, раскрыв, словно крылья, объятья, И молю: "Упади в них, Любовь! Лебединый последний звонок!" Не ругайте меня, мои хмурые флотские братья, Что я крылья задумал сложить на коленях вот этих божественных ног. МОРЯЦКАЯ ВСТРЕЧА. Встретились два друга моремана. Сняв в почтеньи головной убор, Вынули по фляжке из кармана, Чтобы был приятым разговор. В рот плеснули по первой, задымили Голубой кубинскою струей, Вспоминая пройденные мили, Вскрозь прошитые морской судьбой. По второй тех милых помянули, Кто их и любил и потрошил. Мыщцы сердца сладостно стянули, Шоб на третью им хватило сил. В фляжках опознав нить ватерлинии, Постучав прокуренным ногтем, Вспомнили: любовь на картах - вини. Пока идет своим путем. Звонкий стук - то пустота в дин-танке, Звук глухой - в нирвану позовет, Во сады любовные Шри Ланка, В сексуальной юности полет. Ни купить любовь, ни взять нахалом, Только честно надо заслужить. Женщин легких, уличных - навалом, Где найти - с которой жизнь прожить? Вот и третья выпита до капли За друзей погибших и за тех, Кто на мосике сейчас - не в "Сакле",- Курс проложил средь буев и вех. После третьей, покурив, взгрустнули. Тяжко провести всю жзнь в морях. Накурившись всласть, чуть-чуть приспнули На крахмальных на воротничках. Утром с ранью вновь им в море топать, Пенить водь морскую за кормой. Ноу капли в рот, ноу женской попы До прихода из морей домой. Ах, судьба морякая крутая. Мы горды ей (?), хоть себя чуть жаль. Чайкой белой над водой летая, Она кричит свою печаль. 1993 Н.ДЕМИДОВ. СТИХИ. НА ГИБЕЛЬ АПЛ «КУРСК». Море Баренца. Воды седой и серый свинец. Неспокойное море, шумит оно часто штормами. Здесь печальный в мирное время нашел свой конец «Курск», не в битвах жестоких войны, а так задарма. От всего экипажа большого какой-то десяток могил На земле, в городах, помнать где их люди будут. Где ж найти остальным, страдающим, столько мочи и сил, Чтоб сюда, в воду темную, опустить свои незабудки. Крест на карте, в комнате скорби жены его командира, Крест на карте у многих, любимые чьи под тяжелой водой. Тайна гибели будет не самой последней тайной в сем мире. Побратались подводники снова с бесславной своей судьбой. Отчего? Почему? Кто виновен? Комиссия нам не ответила. Экипаж весь погиб. И никто не расскажет причину нам, Почему их морская судьба своей черною метой отметила, Почему вдовы юные хлеб свой едят со слезой пополам. Почему мать с отцом, родные их почернели лицом до срока, Почему в глазах их детей застыл с болью вопрос навсегда, Почему Комфлота смотрит в мир виноватым оком, Правду нам не скажет, кто знает, теперь уже никогда. Так не раз уж случалось, и раньше так часто бывало. Честь мундира военного и сесть вождя была превыше всего. Вот поэтому и никто не узнает, что ж с ним стало. Вот поэтому гибель «Курска» в душу мне черною меткой легло. Иерухам, 12.08.01 ***** «Курск» поднимут, а тайна его останется с его носом Там, в глубинах. Привычно обманет «ВЕРХ» свой народ. И опять будет жить вся Россия с вечным свом вопросом: «Что нам делать?» и «Кто виноват?» свой десятый свбодный год! Иерухам, 14.08.01 ***** ПРОДОЛЖЕНИЕ. Год дракона шагал по Земле, когда воды свинцовые Баренца «Курск» укрыли надежно серой тяжелой волной. Почему-то сэры морские, что были гостями «Петра», стали шибко маяться, А их атташе в Москве в штаб морской вошел весь седой. Водолазов своих вдруг по-срочному стала Англия, Чтоб послать в воды Баренца, что-то в глубинах его поискать. Сверхбесшумная «Сплендид»- загадочная, как черная магия, Вдруг исчезла. Буи ее «СОС» так некстати стали в эфир подавать. «Орионы» парой в район явились весьма неожиданно, Приводнились с небес к волнам(приняв «СОС») посмотреть, Где она? Как? Команда им НАТО была срочно выдана, Чтоб надводную обстановку района в штабе подробно иметь. Долго пресс-секретарь ВМФ всем на уши лапшу щедро вешал, Что « залег просто «Курск» на дно, но все живы и вышли, будто на связь». А в то время оставшиеся в живых дышали в отсеках все реже. Было холода много, а воздуха мало, со стоном и больно рвалась Нить их жизни. «ИДА приготовить! Мы сами всплывем! Люк проверить. Всем одеться тепло!» «В трюме отсека вода!» Это может Вызвать сильный пожар, если масло с водой попадет в регпатроны, То нам крышка! «В восьмой перейти всем!» Конечно, В темноте он, Колесников, слышал предсмертные стоны Вместо четкого флотского «Есть!», и им было в бреду уж отмечено, Что по корпусу ходят уже, а, значит, еще есть надежда На спасенье, но силы уже на исходе, они наши не смогут Нас продуть и поднять! Он добавил в записке: «так нежно Я люблю тебя милая. Верю в любовь твою, Богу Доверься отныне!» Все глуше стук сердца, он, задыхаясь, Не слыхал, как вползла тенью смерть в прочный корпус, Прерывая им жизнь. Не был грешником он. Умирал он не каясь, Записав в полной тьме: "Кислород свел пожар нам на конус"... И ослаб он совсем. Се ля ви. Так рукой дописав ослабевшей Как маяк, отогрев, и погас флота Русского стойкий морской офицер. ...Все старанья спастись и спасти в эти дни были все безуспешны. Наверху начинающий шторм им реквием смерти пропел. Хадейра, 27.08.01 РАЗДУМЬЯ.... Уже год, как стоят под портретами их рюмки с водкой, Куском хлеба покрытые черным с любовью. А совесть вождя Еще дремлет, залитая лестью чинуш. От Карпат до Чукотки Они по уши рылом залезли в кормушку страны. Ну разве нельзя Углядеть своим бдительным оком чекиста, как нагло элита Грабит собственную страну, оставляя нищим ее народ. На голодном пайке Флот. Его мощь былая урезана и убита, Смотрит Флот на Главкома с надеждой и помощи ждет. Обнищало все воинство – гордость и Слава России. Генералы-хапуги хоромы себе возвоят руками и потом солдат. Керосина для летчиков нету, чтоб реять на крыльях по сини Неба. Воинов семьи, зарплат не имея, макуху с картошкой едят. Раньше был офицер – горд, красив чертовски, заботой ухожен. Мог позволить себе ресторан посетить с друзьями, с женой. А сейчас он на бомжа несчастного больше похожий, С вечной думой – как жить! Как не сдохнуть с получки такой?! Когда ж кончится этот разгул грабежа в земле Великороссов? Когда ж кончится дрема вождя, и разгонит он гневно ворюг? Когда ж кончится эти публичные хамства на сценах секс-молокососов, И закончится ложь, что нам СМИ березовских в уши поют. И страна заживет, уважая и чтя своды мудрых законов? Когда ж встант Россия с колен и могучие плечи расправит? Ведь народ у России талантлив. Россия седых времен Она Жила в Славе, чести, чуждаясь заморских законов и правил. Во всем мире люд мудрый, дивясь на все, верит с трудом, Как такая страна, богатая недрами, с народом таким свехдержава, Могла пасть в нищету? Кто ворюг и убийц пустил в дом? Кто споил всю Россию бандитской хмельною отравой?... ЕЩЕ О «КУРСКЕ» , КОТОРОГО ПОДНЯЛИ... Лег изуродованный на стапеля Гигант. Гордость Флота, наш гнойный нарыв. И рвет в отчаяньи шенкеля Вопрос, «Кто виноват за этот взрыв?» Команда не скажет правды – мертва. Традиции Флота сердце всем гложат: Если победа – на всех одна, А если гибель – одна у всех тоже. Обычно могилы на дне морей наши. Глубины надежно хранят их причины. Конечно, в земле морякам лежать краше, Чем растворятся в морских пучинах. На берегу там придут к облиску Те, кто милы были и близки, Слезу излить, поклониться низко И возложить в скорби две гвоздики. Не всем, однако, удастся курянам, Всплыв наверх, в русской земле лежать. Сколько безвестных в морях, в океанах Могил моряков, кому дано знать? Стандартный доклад – « не вернулся с моря»... «Умер», а не «погиб» в его деле личном. Так было не раз. Потом семьям горе Доказывать клеркам- «погиб необычно». Что взрыв был, известно даже ежам. Взрыв! В мирное время! Гибель лодки. Моря, наши верные сторожа, Как вырвать тайну нам из их глотки. Ответ найдут вряд ли у вахты, в журналах. Взрыв первый – вызвал внезапный шок. Второй – ГКП уничтожил. В завалах Погиб почти весь экипаж, кто же смог Запись сделать в журнале, не зная, Случилось что? В кормовых лишь там Остались живые. В неведеньи. Злая Досталась судьба в черный день морякам. Конечно, знает Комфлота причину, Подводник он. Тайн о «Курске» нет. Но он молчит. Виновато личину Прячет от глаз, храня чей-то секрет. Жена - не дождется. А сын командира В светлую память отца много лет Потратит, не глядя на честь мундира Флота, чтобы высветить этот секрет. Ему рот закроют, сказав грубо – «майна». В жизнь «Курск» не вернешь, раскрыв тайну, Мзда уже получена кем-то за тайну, И канет она в глубь веков навсегда. Упорно и долго скрывала Камчатка Гибель ПЛ Кобзаря, но жена Старпома бросила флоту перчатку, И гибель признало МО и страна. Тем офицерам «умер» писали. Их семьи столкнулись лоб в лоб с нищетой. В нужде жили долго, пока не признали, Что смерть их случилась на службе морской. И толькл тогда получили пособие, И льготы назначали, выдав жилье. Горько смотреть нам, на что способно Верховной элиты морское жулье. Мы горькую правду о «Курске» узнаем Лишь по прошествии многих лет. Пусть Бог наградит экипаж «Курска» раем, А чайки над морем кричат им «Привет!» Ерухам, 2002 Н.ДЕМИДОВ. СТИХИ. КАК Я , ПОМОЩНИК КОМАНДИРА ПЛ СТАЛ КОМИССАРОМ! Службу нес на лодке в Феодосии, Город порт-курорт, на берегу Моря Черного, где люди вплоть до осени Кожу тела солнцем щедро жгут. Пляж с утра телами украшают, Максимально обнажая их, Одинокими лишь в первый день бывая. Царствет на пляжах секс и стих. Нес с улыбочкой лучезарной службу я, Коммунистов лодки секретарь. Замполита донимал по по службе я, Но Мустафи тверд был, словно сталь. А просил его я - ты в Москву меня Отошли Марксизму поучить, По политработе так тоскую я, Политкомиссаром хочу быть. Надоело спирт мне, продвольствие И одежды форму получать. Очень хочется мне в удовольствие Всех цитатой Маркса поучать. Там, в Москве, четыре года буду я Карлу-Марлу с Лениным учить, А затем мне должность выйдет трудная: За партейной линией следить. Как мне линию ЦК положит, Буду эту линию равнять, И что партия мне не предложит, Буду я исправно выполнять. Чтоб мои команды в понедельники Изучали трепетно марксизм, Чтоб на лодке не было бездельников, И стремились дружно в коммунизм. Во Московской области родители Были б рады мне, моей жене. Они б каждую недельку нас бы видели Наяву, живыми, не во сне. Замполит донес мое желание В политуправление наверх. И однажды, вдруг мое старание На меня обрушилось, как грех. Комиссар бригадный вызвал вдруг меня В свой партейный важный кабинет И спросил, металлом голоса звеня: "Ты хочешь комиссаром быть, аль нет? Через шесть часов идет на месячный В боевой поход наш корабель. Замполит давно слинял там. Метит он В партии элиты колыбель. Там давно политика запущена Партии и комсомола тож. В сбор-походе напряженье будет сущий ад. Ты не бойсь. Наладь там все. Все сможь! Если сможешь выдюжить то плаванье, Всех воодушевишь партейно ты, Выполню и я твое желание, Все исполнятся твои мечты. Но... за шесть часов сдай полномочия Партсекретаря и дела сдай, Что ведет помощник, и уж ночию Уходи на лодке замом - бай!" Рысью, вскок, и не жалея каблуков, Все дела успешно сдал и в срок, С наставленьем, с пачкой "Боевых листков" В полк комиссарский встать я смог. В месячное флотское учение Я политработу всю сполнял. Оценив мой пыл и мое рвение... Комиссаром я подлодки стал. Первый комиссар я был из штурманов. Мне неведом был партийный страх, Когда ж запил СПК, я был готов Заменить всегда в его делах. Я готовил с мехом лодку к плаванию, ГКП тренировал в стрельбе. Был я молод. Было и желание Быть примером. Первым быть везде. Прихожу к бригадному политику: "Посылай в Москву хошь, аль не хошь". А он мне:"Не жалую я нытиков. Ты без академиев хорош. Ты ж сидишь в президиумах с Ториком. Тебя хвалят. Ставят всем в пример. Ты попал в струю, попал в Историю, Так что не чирикай, политсэр..." ИЗ ПОЛИТКОМИССАРОВ НА ВОЛСОК. На подводной лодке аж два годика Черноморье комиссаром я пенил, Исполнял все, что велела Родина, И меня весь экипаж любил. Я учил матросов службе и канат тянуть, Штангу, гири вечерами поднимать. Родину свою любить, и в службе путь Мой был ясен, что там рассуждать. Но... однажды в политуправление Вызывают как-то раз меня, Говорят мне: "Вот у нас есть мнение Поменять Вам теплые моря На суровый, снежный климат Северов, С повышением большим на "К". Здесь средь наших замов фраеров Не найти досойного никак. Сразу заболели, у кого жена Не могет морозов выносить, Этот с язвой, у того болит спина, Он не может в Заполярье жить. Ты вот тоже...молод для сей должности И без академии. В ГлавПУР Поезжай, там взвесят все возможности Сам Гришанов. Едь, не балагурь!" Вот... Приехал к самому Гришанову В Белокаменную. В первый раз попал В этот ПУР и в речь свою туманную Много пыли я тогда пускал. Что люблю политработу до "мозга костей", Но... мне б Академии чуток Подучить, тогда б партейной мощью всей Глыбу Маркса в лодку б приволок. Говорят мне: "Академия для лодки - блажь. Ты ж окончил Высшее РиВВМУ. Жми на норд, тебя ждет экипаж Виктора Берковченко, к нему!" Прибыл...Доложил...В Сайде-губе живет Экипаж хороший, экстра-класс. Плавказарма. Север. Снег. Метель...Лед... Край суров, но радует мне глаз. Ночь полярная - и в ночь, и в день - темно. Снег скрипучий и ... закон сухой. Жизнью холостяцкой я не жил давно, И ушел в учебу с головой. Изучил театр морской, суть крейсера (Мощь солидная, отменно вооружен). Первую задачу сдали весело, Был комбриг приятно удивлен, Когда я по памяти всю карту-план В несколько минут составил сам, Показал, хвалясь, бригадным штурманам, Говоря - вот это Витин зам. Отработали вторую, в море выходя На такой же, как у Кобзаря. Не было просвету ни едина дня До отхода аж, до февраля. Прибыл экипаж в геройский Ленинград, Где наш крейсер строил Лензавод. Тут жена приехала с дочуркой. Был я рад, Что зажил семейно, только вот... Все бы ничего - жене "не ндравится:" "Ты политрабочий, словно вошь Копошишься с ними, а я маяться Без тебя устала. Ты ведешь Экипаж то в цирк, в театры, то в музей. Все я воскресенья без тебя. Водишь как евреев Моисей. Воскресенье здеся для меня Лишь по вторникам. Подруги надо мной Все смеются - муж твой капеллан, Его ждет в дальнейшем очень пост большой. Политкабинет - не океан". ...В комиссары шли тогда в стране, Кто обучен был чуток марксизму, Кто политик был по крови. На войне Партии был предан, предан коммунизму. И бывали тупари средь них, Полуграмотные, но передовые, Знали фразы Сталина, как песню-стих, А перед ЦК все гнули наши выи. То была элита СэСэСэРа, Без их подписи ничто не разрешалось, Если невзлюбил тебя зам, например, Все, судьба и служба разрушалась. Я жене пытался втуне доказать, При Хрущеве нам житье - лафа. Положенье у меня - такого поисать. Путь мне обеспечен на верха. Н.ДЕМИДОВ. СТИХИ. (окончание) А она:"Ты ж строевик, зачем в политику Лезешь тоже, голову сломя. Если не воспримешь мою критику, Потеряешь дочку и меня." Ну, а я тогда еще любил жену, Дочку кареглазую любили. И задела ее критика мою струну, Не хотелось быть в глазах ее дебилом. "Я хочу женой быть командирскою, А политик муж мне не нужон. Вон Ирина - женушка Людмирского, Уважаема средь флотских жен"... В капитан-лейтенантском звании Я - второго ранга занимал Должность. На заводе к плаванью Лодка уже строилась. Я стал Буром лезть в дела ОК в бумажные, Как бы мне к ВОЛСОКу сделать скок. И нашел на место свое важное Зама лодки, кому вышел срок Званья следующего. В службе он Дошагал до верха. Стал искать И меня он. Обсосав со всех сторон Дело, предложил мне план принять: Он меня - на Высшие Командные, Я его на место на свое. Стало на душе весьма отрадно мне, Сердце в радости романс поет. Так, поддавшись вредной женской критике, Снова резко службы курс сменял. Потерял три года на политике И от однокашников отстал. Я ушел с орбиты политической, Для политиков же это был позор, Потому как начинать практически Мне пришлось с нуля, с азов. Долго комиссар флота Балтийского Все не мог понять, как зам и с "Ка" Падает с вершины той и низко так, И начнет служить вновь с СПК. Я ушел от Вити, где без лести Был единственный в бригаде замполит, Удостоенной великой чести С командирами пить в тане чистый спирт. "Капель пять", снять стресс перед обедом, Ну, и чтобы легче борщ входил В чрево, а котлета за ним следом, Чтоб до вечера хватило сил. Новый зам, пришедший мне на смену, Любил дев, коль верить той молве. Он девицу юную Елену Сделал юной мамой там, в Москве. В экипаже появлялся реже, Чем сам командир. Весь Питер знал: Он на Невском девок клеил свжих И бордели часто навещал. А меня, за чаркой всоминая, Вить Берковченко от горя тосковал, Что он дал согласье, отпуская Меня на ВОЛСОК, что прогадал. Поменял он шило на Г-мыло, Но поклялся, как закончу я Классы, вновь возьмет на "Ка". на милую Лодку, и уйдет со мной в моря. У него старпом был из тех лохов! То ль якут, то ль лауроветлан, Он по-русски изъяснялся плохо, И вообще, был чуточку болван. Его продвигал вождь ихний в службу (Как Кесаева князь закавказских гор). Все вожди народов, чтя сов.дружбу, Своих двигают в верхи и до сих пор. Строем он командовать не может, Потому как заикался он, Но он знал, их вождь ему поможет, И был твердо в этом убежден. А я с Витей с ГКП ходил на стрельбы, "Ленинград" освоил раньше всех, И в какой бы ситуации я не был, Я, как правило, имел везде успех. Помню...был в бригаде строевой Смотр, где экипаж пройти под песню Должен был, но... не готов. И мой Голос оказался здесь, на месте. Я встал в строй и запевалой стал. Мы прошли под песню про "Варяга". Командир на смотре мой сиял От лихого строевого шага. Ну а вечером, на командирском сборе, Поднесли мне чарку призовую. А Берковченко сказал мне, что он в море Заберет уже на должность строевую. Классы! Ах! Пора была "Сто радостей", Шкод отпадных, шуток озорных. Не ломил там пар моих морских костей, И не знал я там минут хмурных. Весело учеба шла. Был коллектив Спаян, споен, стали все друзья. Пили мы коньяк, спирт и аперитив, Тамадой на сборах был там я. Званья отмечали, дни рождения В ресторанах, вскладчину, успех Курс морской имел наш, ну и мнения О нас был (?) высок у дам, у всех. Там комиссию на атом я прошел, Как прошли и многие друзья, Но опять мой камень на косу нашел: Мне сказала вновь жена - Нельзя!(Низзя). Дело в том, что в доме, в Феодосии, С нами жил сосед - военный врач, Подолковник. Его в пекло бросили, Где стоял предсмертный стон и плач, В поликлинику, где все от радиации В страшных муках, болях и в слезах Умирали. И об этой акции Стал седым совсем от ох! и ах! У Софи моей, взяв в клюв "веселия", Умолял - меня не отпускать На атомоход - другого мнения Мой Софи не мог воспринимать. А мои друзья, не все, но большинство, Стали адмиралами с тех пор. Я ж, любя жену, и в этот раз, на сто Процентов, себя лишил там шпор. Шпор гусарской скачки, ну, конечно,риск Был, но я в сорочке был рожден, И, конечно, как в игре, такой как "Вист" Мог к столбу я смертью пригвожден. Я, естественно, попал на "дизеля". "Бывший зам", ну чтож, в резервный экипаж. Надо же проверить, как в море стакселя Ставит он старпомом, может - блажь. В эти дни возник "Карибский кризис", В мире был большой переполох. Каждый воин с напряженьем вынес Тот момент, когда наш вождь Хрущев Вывез тайно комплекс "Р" на Кубу И на мушку дерзко взял Нью-Йорк, Пригвоздив Америку всю к дубу, Чтобы в страхе Джон усраться мог. И меня работнички по кадрам По приказу Главного - на ТОФ Срочно выслали в подводную эскадру (Крейсер Севера не был в тот срок готов). Вместо "Ка" попал я на Камчатку: С Главным Виктор Б. борться слаб. Быстренько собрав свом манатки, Вылетел во Владик в ТОФа штаб. Хорошо, что там еще по Питеру Знал меня Кандалинцев, Виктор Взял меня с резервного...Я свитер свой, Потом пахнущий, храню с ПЛ с тех пор. Потом Стариков, я у него помощником Старшим. Пуделем служил.За все Был всегда в ответе. Пил он мощненько Ну, а я воз вез, как тот осел. Вот и получается товарищи: Жена - друг, советчик, но... в делах Наших ты другого лучше поищи, Ну такого, как судья Пилат. Н.ДЕМИДОВ. СТИХИ. ИНДУСЫ - ПОДВОДНИКИ. Доверили мне раз индусов учить, Ну тех, что "шило" наше не пили. Трудно, конечно, подводником быть, Кто только в надводном пенили мили. Они ж лишь словом умеют водить, Змею звуком дудки вскинуть ввысь. Они ж под водою не смогут ходить - Там солнышка нет. Там подводная жисть! Полэкипажа там носит чалму. Ну как он в ней в тесный трюм полезет? Вот на коне, на слоне - там пойму, Такой гол. убор к месту, полезен. Мой экипаж - с хвостиком шестьдесят, Их - полных 120 в чалмах и беретах. Ответье по "Срочному", если нырять, Как, чтобы враг не успел нас заметить? Быстро нырнуть за сорок секунд И за чалмами узреть показанья: Крен, дифферент, курс, скорость, где грунт. Это ж не плаванье, а наказанье! К Комфлоту с мольбой я: "Мой адмирал! Лодка моя не из резины. Мой третий командный - лукошком стал С грибами. Их много, в чалмах половина. У нас три акустика в штате, там - девять, Три в лодке, в ремонте-три, в учебной-три. И так по спецам всем. Что же мне делать, Когда за ними смотри да смотри? В тесных отсеках своим очень тесно, А здесь 120 бравых ребят. Из ваших строгих инструкций известно, Сколько сверх штата положено брать! Нужно количество наших уменьшить. Это ж - ныряющий двух стран гроб! Будет нас меньше, И мне будет легче: Хоть без смертельного риска чтоб. Ведь стоит мне на секунду позже Подать команду "Продуть балласт", По "Срочному", в грунт мы удариться можем. От гибели, кто мне гарантию даст?" Вещает Комфлот, головой качая: "Терпи, командир, - так решила Москва! Им нужен подводный Флот! Ты - Чапаев! Войдешь в легенду на все века!" "Ну и потом за индуса каждого Капает золото по приказу. Ты ж - званье получишь, должность важную, И в академию пойдешь сразу!" Шел я с приема, думая горько: "Как срок этим мукам к концу приблизить? Рожден я в сорочке с зубами. Вот только Это мне и поможет выжить". И в срок учеба кончилась. И в путь В Индию шла подводная лодка, Чтоб уж там службы горечь хлебнуть, Пластать океан свой бодро и ходко. На мой экипаж наградной лист готов. Мне - "Ленина" и шпиль академии светит. Но, надо ж, ... Авто Центра падает в ров. Скала трем индусам гладь черепа метит. Те три индуса из госвысших сфер. Их - в госпиталь. В штабе все в трауре встали. Ах, как зависит морской офицер Часто не от морских баталий! Скандал! Всему Центру - месяц оргмер! Листы наградные - в мусор, в корзину. Хохочут кэпы: "Ты жив, не помер? Пойди ж и напеейся вдрызг, вдребезину! Главное что? Партбилет сохранил! И званья тебя не лишили, ну, значит - Служить тебе, пуделю, хватит сил, А по академии волки пусть плачут!" Вот так кончил срок я в четыре года. Риск, страх, неудобь одолев все лихо, Ходил в перегруз! В любую погоду, Ни разу не стопоря лодки выход. Много прошло лет(32) с тех пор, и вот, Здесь вспоминая их смуглые лица, Горжусь! У Индии есть Подфлот! И в мощи его - и моя частица! Иерухам, 19.08.01 Н.ДЕМИДОВ. СТИХИ. ГЛАВКОМУ ВМФ РФ. Боль нужды занесла меня в эти края. Здесь весенней порой не споет соловей. Неужели забудет Россия моя Одного из заблудших ее сыновей? Тридцать с лишком я лет флота лямку тащил, От пронзающих ветров не гнулся в штормах, Только бухли порой жевлаки моих скул. Я душою и телом морями пропах. Семь десятков годов я уже разменял, И в глаза мне России не стыдно глядеть, А за службу свою я от флота принял На широкую грудь лишь медальную медь. Даже в праздник в мундире порою стыжусь Мерным шагом пройти по тропинкам аллей. Неужели мне «Стоп!» И не скажет мне Русь: «Воспитай в любви к морю своих сыновей! Передай опыт свой. Открой тайны морей, Дай им в руки штурвал, укажи верный курс». ...Не хватает ума у России моей До конца мой использовать флотский ресурс. И обиду свою и сердечный свой шрам Под тельняшкою старой укрою от глаз. А как хочется мне доказать Флоту , Вам, Что не зря моя жизнь по морям пронеслась. Я смогу научить корабли в мгле вести. Позови ж ты меня, моя Родина-Мать! Если хочешь, порядок смогу навести, Чтобы было свободнее флотским дышать. Помню, как-то в ТОВВМУ нас в курсантском строю Провожал раз в моря Адмирал Кузнецов. Он напутствие дал, как нам службу свою Строить, чтобы наш Флот к войне был готов. Чтобы Флот был могуч, боевит, многолик. Всех чванливых, кто портит все дело и губит, Всех, кто с «лапой мохнатой» на мостик проник, Гнать в три шеи. Флот труд и упорство любит. И он службой своей, жизнью всей показал, Как исполнить свой долг, пункт инструкции вредной Обойдя. И для нас примером он стал. После «Паша Ушака» на флоте он – первый. Флот нуждается в тех, кто в делах свят и чист, Кто о людях флотских имеет заботу, А не в тех, кто удобен властям, кто речист, Кто ленивый умом и не любит работу. ВОСПОМИНАНИЕ. Был декабрь. Туман густо покрыл гривы хмурые Тихого, Циклон с норда догнал нас. Нам выдан был жесткий срок. Уклониться нельзя, погрузившись в глубины тихие. Значит, выдержать нужно, и курс изменить я не мог. Наш форштевень резал вал волн. Бежали мы днем и ночью. Волны – грозные горы пытались все нас потопить. И скорость нельзя уменшать, и волны бросали нас очень То в пропасть, то в гору, и молодь пошла травить. Океан рассердился, бросаясь драконом сверху, В пеленгатор сигнальщик бодался головой. Офицер за борт зеленью рвет, было мне не до смеху, И искал я решенье один, мозг напрягая свой. Офицера убрал вниз вместе с сигнальщиком с мостика: Если смоет волной их, что скажешь маме, жене. А я самый «соленый», мне тридцать с большим хвостиком, И я эту болтанку выдержу наперекор волне. Шерсть на тело надев, мех и сверху укрыв все резиной, Я себя привязал к трубе переговорной шкертом И стоял так сутки, и мостика я не покинул, Покрываясь медленно в панцирь морским плотным льдом. Горизонт вместо меня локатор осматривал зорко, А я только вперед мог смотреть и громко кричать в трубу. Не прибыть в точку района для нас было позором. Я же поклялся, что к сроку в район свой догребу. А на мостике кок заливал мне в рот чай горячий, Чтоб от ветра и льда я совсем не промерз. Не знаю, как вы, но я не мог поступить иначе. И мы прибыли в срок в свою точку, а я превратился в торос. Утих шторм, и изо льда меня, как бревно топорами Вырубали, и вниз спустили бережно, как саркофаг. Положили оттаивать в пятом над горячими дизелями. Мех и врач мне тайно плеснули шила из своих фляг. Старпом к телеграфам встал на командирское место, Сигнальщик и вахтенный заняли снова каждый свой пост. И об этом случае в базе нач. штаба стало известно, Он однажды в мою честь выдал с юморм тост: «А мой бывший старпом-то – герой. Вживую ледовой был глыбой, Но шила приняв стакан, даже и не чихнул, Потому как родился он под созвездием Рыбы, Ну, а рыбам лед не помеха. Он лямку старпома тянул, Не прячась за спину мою. Всегда шел в первой шеренге. И на управление лодкой одним из первых сдал, Правда, грешен на мостике замполитовским сленгом, Но вот к телеграфам у лодки твердой ногою встал. Я однажды в каюту к нему зашел сбрить себе бороду. Ну, у нас в автономке режим – пол-литра воды на нос в день, А у него стакан налит, а на полке графинчик под воду. Ну, хватил я и то, и другое – то спирт был – и вылетел, как тот слепень. Бегал я в коридоре и выл, ну как воют зимою волки. Старпом - ... твою мать, где вода у тебя, ты что сотворил! А он, гад, смеется в усы, и сунл сквозь люк переборки Бутылку свою воды и смерть мою предотвратил. Ну, поэтому выпьем шильца за этого вот оболтуса И запьем родниковой водицей, закусим, что Бог послал. В старости, Бог даст, вспомним все наши опусы, И чтоб мой бывший старпом это все с юморм описал». ...Просьбу эту я исполняю, лет сорок тому пролетело. Упокоился мой нач.штаба в сухой запорожской земле. Пусть светла будет память о нем. И хоть голова поседела, Не хочу я, чтоб память об этом осталась только во мне. Читать далее … | |||
| Напишите мне |
